Отец Сергий Почаевский
Иеромонах Сергий (Соломка). Так в конце 1990-х называла 80-летнего иеромонаха Сергия (Соломку) киевская паства Свято-Михайловского храмового комплекса памяти жертв Чернобыля в Дарнице, где он поселился на время «по болезни» в воскресной школе. Батюшка покорил прихожан своим смиренным видом, детской простотой, тихой речью и ласковым взором. В его комнатушке стояла электроплитка, где он сам готовил себе нехитрую еду, несмотря на то, что на приходе действовала трапезная. Мы не видели старца праздно сидящим: между службами, на которых взял послушание подпевать тенорком, он тянул чётки под чтение «псалтирьки», перелистывал пухлую зачитанную тетрадку с именами рабов Божиих, за которых молился, или старые церковные книги клеил, или обувь ремонтировал, или другим рукоделием занимался. И трудно было поверить, что за плечами этого добродушного, смахивающего на деда Мороза старичка – кровопролитная война, тюремное заключение во времена Хрущёва и более 50 лет монашеских подвигов.Со временем у воскресной школы стали собираться верующие, чтобы побеседовать с батюшкой, получить духовный совет.
В летнее время старец облюбовал себе место за зелёным забором стройплощадки, под елью, где он с неизменной Псалтирью, как сам выражался, «выгревал косточки на зиму, чтобы силы были на службах стоять». Ребята усаживались вокруг и слушали удивительные рассказы о почаевских чудесах, свидетелем которых он был сам. О том, как в день Святой Троицы в 1958 году, когда в период «хрущёвских гонений» над Почаевской Лаврой нависла угроза закрытия, во время богослужения Троицкий собор снаружи внезапно трижды озарился дивным, подобно блеску молнии, светом – и мозаичные изображения на стенах храма тут же обновились. Чётко проступили лики святых, ранее почти неразличимые, нимбы над главами Царицы Небесной и Младенца засияли золотом. Милиция стала разгонять толпы людей, собравшихся увидеть чудо и прославить Господа.
Почаевская лавра сегодня
– Батюшка, расскажите, как вы стали монахом, – попросил кто-то из юных слушателей.
– Я был немного старше вас, когда началась война. Моя семья жила в селе под Станиславом, сейчас это город Ивано-Франковск. Западная Украина соединилась с Восточной перед войной в 1939 году. Немецкие оккупанты хозяйничали на нашей земле. А тут ещё так называемые «воины УПА» стали содействовать немцам. Мои родители были глубоко верующими и не могли одобрять действия националистов. Когда Красная армия стала оттеснять гитлеровцев к западной границе, меня призвали в армию. И я стал пехотинцем. Нам, «желторотым», выдали по винтовке и сразу кинули в атаку. А стрелял враг так, что пули сыпались как град, – вспоминал отец Сергий. – Срезанные выстрелами листья осыпались, будто кто-то деревья трусил, и мои друзья падали один за одним, как эти листья. А я молитву творил Божией Матери вслух и вопиял к Ней: «Пощади, Владычица, пощади! А я Тебе обет даю: уйду в Почаев!» И так я прошёл не одну атаку, и даже пуля меня ни разу не царапнула. Вот как хранила Пресвятая Богородица меня, грешного… Закончил войну в Германии. Пасха в 1945 году припала на день памяти великомученика Победоносца за два дня до подписания фашистскими генералами акта о капитуляции. Вернувшись домой, я пошел в монастырь, детки, как и обещал Богородице…
– Получается, Господь помогал нашим войскам? – спросил паренек.
– Конечно, помогал, – улыбнулся старец. – Один солдатик верующий раздобыл где-то текст пасхального послания Патриарха Московского и всея Руси Алексия I. И я на всю жизнь запомнил слова Святейшего: «Пасхальная радость Воскресения Христова соединяется ныне со светлой надеждой на близкую победу правды и света над неправдой и тьмой германского фашизма. Свету и силе Христовой не возмогли противиться и препятствовать тёмные силы фашизма, и Божие всемогущество явилось над мнимою силой человеческой».
Братское кладбище Почаевской лавры
Монах Руф – лётчик-истребитель
Монах Руф (Резвых). Отца Руфа хорошо знал православный Киев. Небольшого роста, сухопарый, в поношенном плащике и подряснике, порыжевшей фетровой шляпе, с толстым жёлтым портфелем, набитым всевозможными газетно-журнальными вырезками, рукописями, эскизами иконостасов, он появлялся на службах в разных храмах Киева, во Флоровском и Покровском женских монастырях. Необыкновенно добродушное лицо, ласковый взгляд, быстрая речь. Подходя к незнакомым людям, спрашивал: «Венчаны?» Если слышал утвердительный ответ, отходил удовлетворенным, если нет, вступал в духовную беседу, пересыпанную изречениями святых отцов и евангельскими цитатами. Откуда молодым людям, впервые переступившим порог храма, было знать, что беседуют они с настоящим аскетом, прошедшим пять лет лагерей «за веру» при закрытии Лавры в 1961 году, художником-иконописцем, офицером военно-воздушных сил, ветераном войны.Старец дружил с разного рода «блажненькими» и «юродиевыми», понимал их язык, записывал предсказания. Он хорошо знал блаженную Алипию Киевскую, пользовался советами старицы Марфы, жившей в миру, и много лет записывал её откровения и духовные беседы. Киевская старица, между прочим, предсказала раскол Филарета и «войну» на Майдане.
…Они прикрывали Каспий. Нефть – золотые запасы, без которых ни в тылу, ни на фронте делать было нечего. И враг об этом знал и потому направлял своих бомбардировщиков в Азербайджан, к Каспийскому морю. Наши истребители вылетали посменно, как часовые у склада с горючим, только ангар этот, как говорил отец Руф, растягивался на сотни километров. Были столкновения и перестрелки, опасность поджидала каждый день. Но младший лейтенант Резвых «споткнулся» на другом: его самолёт при посадке зацепился шасси за маскировочный трос и, перевернувшись несколько раз, ударился о землю кабиной вниз. Ребята бежали к дымящейся машине без всякой надежды, что пилот жив. Но тогда произошло чудо. Он остался жить. Отделался лёгким испугом.
В полётной книжке, хранимой отцом Руфом, этот эпизод обозначен нарушением правил посадки, за что был получен выговор. Неделя в госпитале, и снова – полёты. Но жизнь уже воспринималась иначе. Что-то произошло. «Контузия, сотрясение мозга?» – думал про себя младший лейтенант. Внешне он оставался таким же – жизнерадостным и коммуникабельным, за что и любили его друзья. «Почему, – думал он, – я остался жив, а земляк Саня Скворцов погиб в неравном бою? Господь для чего-то меня сберёг…»
Вернувшись с фронта после победы, Василий Резвых поступил в Ленинградский художественный институт. Но вскоре был отчислен «за религиозные убеждения». Работал лаборантом в Харькове, писал картинки и снова регулярно ходил на службы.
– Я всё чего-то ждал, – рассказывал отец Руф. – Ждал воли Божией, как устроить свою жизнь.
В храме познакомился с матушками, пребывавшими в тайном постриге. Они сводили его к старице-схимонахине, которая при первой встрече молвила: «О-о! К нам монах киево-печерский пожаловал». И благословила Василия отправляться в Киев, в Лавру.
– Так Господь призвал меня к монашеству…
Руины Успенского собора Киево-Печерской лавры после войныЕго нарекли в честь преподобного Руфа, затворника Печерского, мощами почивающего в Дальних пещерах Лавры. Потом монах рассказывал, как кэгэбисты спровоцировали инцидент, подослав в Лавру фотокорреспондента «Правды Украины», снимавшего жизнь «тунеядцев в рясах» для написания очередного атеистического фельетона. Отец Руф с двумя монахами-фронтовиками отобрал фотоаппарат у горе-фотографа и засветил плёнку. За углом уже дежурил милицейский «воронок». И увезли его на пять лет «в места отдалённые».
Вдовствующая мать монаха писал потом в Верховный Совет СССР:
«Как мать, прошу о помиловании моего сына Резвых Василия Филимоновича, 1922 г.р. Семь лет, с 1941 по 1947, Василий находился в рядах Советской армии, являясь лейтенантом, лётчиком-истребителем; на протяжении Отечественной войны принимал активное участие в боевых операциях. Имеет правительственные ордена и медали. Мне 68 лет. После смерти мужа с 1934 года вырастила и воспитала пятерых детей, трое сыновей добровольно ушли на фронт. Убедительно прошу обратить внимание на мою материнскую просьбу и помиловать моего сына. Он не преступник, и об этом я, его мать, могу с чистой совестью заявить. Он всегда был кротким, послушным и добрым, являясь моим утешением. Я инвалид 2-й группы, и это горе совсем подкосило меня. Осушите мои слезы, верните моего сына, чтоб он был моей опорой в старости. Очень надеюсь на вашу чуткость к материнской просьбе».
Ходатайство осталось без ответа.
Вернувшись в Киев, фронтовик-монах поселился поблизости закрытой Лавры в подвальной комнатушке общественного туалета, где он 18 лет (!) проработал уборщиком. Духовные чада старца ходили в горисполком с наградными документами лётчика-фронтовика и добились наконец выделения отцу Руфу однокомнатной «гостинки» на Оболони.
Когда в 1988 году была вновь открыта Киево-Печерская Лавра, отец Руф продолжал жить на Оболони, посещая богослужения. И лишь за год до смерти, очевидно предвидя её, попросил наместника выделить ему келью. Почил старец-фронтовик 26 марта 2009 года на 88-м году жизни и похоронен на лаврском кладбище за храмом Рождества Богородицы на Дальних пещерах.
Автору этих строк довелось хорошо знать отца Руфа, неоднократно беседовать с ним. Однажды, узнав, что работаю в военно-патриотической газете ЦК ДОСААФ Украины, попросил посодействовать полетать на спортивном самолёте киевского аэродрома «Чайка». К сожалению, мне не удалось исполнить его просьбу.
Лётчика звало Небо, и оно приняло его наконец в обителях вечности.
Вечная тебе память, дорогой отец Руф!
Блаженный старец Серафим
Архимандрит Пимен (Соболев), в великой схиме – Серафим, 1970-е гг. Коренной киевлянин Леонид Соболев, будущий схиархимандрит Серафим, родился в семье потомственных дворян Соболевых в эпохальном 1917 году. Семья художника Аркадия Соболева проживала на старинной Трёхсвятительской улице недалеко от Андреевской церкви и Софиевской площади. Дореволюционный дом сохранился и поныне. Отец Серафим (до великой схимы – Пимен) любил с духовными чадами навещать места своего детства, брал фотографии своей семьи и иллюстрировал ими воспоминания. На одной из фотографий запечатлены дедушка и бабушка батюшки на балконе их старинной квартиры. В доме этом соседствовали с Соболевыми великий художник Михаил Врубель и не менее великий русский историк искусства, археолог и художественный критик Адриан Прахов, руководитель строительства знаменитого Владимирского собора в честь 900-летия крещения Руси (ныне в плену раскола) и реставрации фресок известной Кирилловской церкви XII века.
После революции родители устроились преподавателями в одну из киевских школ: отец – учителем рисования, мама – преподавателем музыки. Маленький Леонид с детства прислуживал в древнем Трехсвятительском храме, построенном ещё святым князем Владимиром и возрожденном святым митрополитом Петром Могилой после неоднократного разорения. Отец Серафим рассказывал, как старенький настоятель отец Николай перед взрывом храма безбожниками в 1935 году со слезами обошел любимую церковь, где прослужил не один десяток лет, целуя её стены.
– А люди стояли на коленях и плакали, – повествовал старец и сам при этом утирал слезу.
Леонид унаследовал от родителей дары художественного творчества – рисования и музыки. Впоследствии он сам расписывал три храма, которые ему удалось построить под Киевом (ныне черта города), причём иконы писал на холстах, а потом наклеивал на стены и под своды купола. А когда взбешённый уполномоченный, увидев росписи, прилетал к старцу с вопросом, кто расписывал храм, батюшка спокойно отвечал: «Вот, Бог помог, люди пожертвовали…» Писал он и церковную музыку, оставив после себя несколько нотных тетрадей.
Война застала Леонида в Киеве. Бомбы упали на святой град уже утром 22 июня. Отец и старший брат Владимир были призваны в армию в первые дни войны, и буквально через месяц пришло две похоронки. Убитая горем мать умоляла Леонида, старшекурсника Гидрометеорологического института, не подавать заявление добровольца, но Леонид ответил: «Я должен, мама, занять место на фронте отца и брата. Благослови».
Под нажимом вражеских сил наши войска отступали, и 24-летний лейтенант артиллерии Соболев в смертельной схватке отражал атаки фашистов уже на подступах к Киеву в районе Жулян.
Бои за Киев
– Бои были страшными, – вспоминал старец. – Солнца не было видно из-за дыма пожарищ и разрывов снарядов. Мы подбили два вражеских танка, а потом я потерял сознание…
Мать Евдокия Соболева отыскала сына в палате для умирающих военного госпиталя № 408. Тяжёлое ранение в голову и позвоночник не оставляло шансов для жизни. Но пришедший в сознание боец взмолился Богу со словами: «Если выживу, буду служить Тебе до конца дней». И он выжил «всем смертям назло», Господь принял молитву воина, уготовив ему путь священства и монашества, путь многолетнего сражения с врагом рода человеческого.
– В военкомате дали мне документ, что я не годен ни к какой службе, и вскоре, через год, принял я сан диакона, – как всегда просто и без пафоса рассказывал батюшка.
Интересный факт: тяжёлое ранение Леонид Соболев получил 1 августа в день памяти преподобного Серафима Саровского, и именем преподобного, которого он очень почитал, его нарекут в великой схиме.
Вторую половину жизни отец Серафим провел на Троещине, живя при Троицкой церкви, которую сам построил. Свою киевскую квартиру еще при Союзе он продал и вырученные средства пожертвовал в Фонд мира.
На церковном дворе рос фруктовый сад и виноградник, старец сам изготовлял вино, на котором совершал литургии. Ходил в стареньком подряснике, в обуви на босу ногу, как правило, большего размера, привечал множество собак и кошечек, которых «доброму батюшке» подбрасывали люди. К тому же красил бороду и волосы в какой-то невообразимый рыже-каштановый цвет. Мясной и молочной пищи не употреблял, называя себя «вегетарианцем», спал по два-три часа в сутки, денег в руки не брал, отправляя всех к казначею, и никогда не сидел без дела. Между службами, совершавшимися регулярно, он строил, рисовал, писал музыку, принимал прихожан и паломников, ехавших к нему и из других городов.
Старец слегка юродствовал. Обличая Филарета ещё до раскола, дал интервью для журнала «Огонек», в котором рассказал о злоупотреблениях будущего раскольника. Удивительно, но Филарет не наказал старца, лишь обозвав его «сумасшедшим».
А «сумасшедший» открывал грехи приходящим, ласково увещевая некоторых изменить образ жизни. Как-то пришел к старцу староста одного из строящихся храмов, страдающий духом сребролюбия, ушедший впоследствии в раскол. Старец, увидев вошедшего, обнял его, приговаривая: «Ох, доллары, доллары! Погубят они нас!..»
Вершиной его жизненного пути стало строительство Троицкого собора на Троещине и создание монашеского скита.
Уже болея, он принял великую схиму. Завещал похоронить себя у своего маленького деревянного храма, в котором промолился более 40 лет. Ему стало плохо во время службы. Вызвали «Скорую». Старец запротестовал: «Не желаю в больницу, хочу умереть здесь». Не успела машина скорой помощи со старцем отъехать от храма, как тот предал свою чистую душу Господу.
Троицкий собор на Троещине
Скончался отец Серафим 22 августа 2000 года, в день памяти преподобного Лаврентия Черниговского († 1950), которого старец после войны посещал в Чернигове, получив благословение на монашество.
Вечная память нашим героям, подвижникам Церкви Христовой!
